Лелиана/Диалоги

Эта статья содержит информацию о диалогах Лелианы с сопартийцами Стража, а также высказывания, которые она делает в некоторых сюжетных местах.

Комментарии Лелианы

(на входе в Денерим) Ах, Денерим... Если будет время, я хотела бы отыскать там Маржолайн. Нам нужно свести счеты.
(на площади в торговом квартале Денерима) Я тут однажды купила сахарной ваты, и она застряла у меня в волосах. Потом ее неделю вычесывала, зато сладкая вся была, как не знаю что!
(в таверне "Покусанный дворянин") Ты только посмотри, что эта дама на себя напялила! Это она так пьяна или просто вкуса нет?
(у лавки "Диковинки Тедаса") Интересно, там продаются шелковые ленточки? Давно уже хочу обувку украсить.
(в "Диковинках Тедаса") О-о! Хрустальные башмачки!
(в Жемчужине) Я когда-то в борделе тоже подвизалась. Чай подавала. Так, не за деньги. Милое было время.
(во дворе поместья эрла Денерима) Говорят, если бросить в фонтан монетку, когда-нибудь еще вернешься в Денерим. Если тебя эрлов казначей в темницу не бросит, конечно.
(Эльфинаж, у Венадаля) Это, я так понимаю, "народное древо". Венадаль.

(на входе в западный Бресилиан) Говорят, Завеса здесь очень тонка, и можно увидеть множество причудливых явлений.
(рядом с двумя ограми в восточном Бресилиане) Уф. У меня такое чувство, будто мы часами ходили кругами.
(в руинах) Ты считаешь, здесь безопасно бродить? Мне казалось, я слышала, как стена рушится.
(у комнаты с драконом) Не нравится мне этот коридор. Может, назад повернём?

(в деревне Редклиф, при выходе из церкви) Ходячие трупы? Может, это в воде что-нибудь не то?

(Пристань на озере Каленхад) А озеро глубокое? Как думаешь, в нем можно купаться?

(после нападения на лагерь) Какая досада!

(Пик Солдата) Кое-кто зовет это место Гиблый Пик. До указа короля Мэрика здесь обитали последние Серые Стражи Ферелдена. Ох, что-то меня озноб пробирает.

(Перевал в Морозных горах, перед мостом) Взгляни только на всех этих продавцов! Тут почти что уже маленький город.
(на входе в Зал Героев Орзаммара) Интересно, они продают в городе такие же, но в миниатюре? Я бы себе на мантию повесила.
(у входа в Общинные залы Орзаммара) Какой… простор…
(у таверны «У кабатчиков») Осторожно, не вляпайтесь в это… чем бы оно там ни было.
(в таверне «У кабатчиков») Помню-помню, угостили меня как-то гномьим элем. Очнулась неделю спустя, в Джейдере, в полотенце и башмаках на голое тело.
(у входа на Глубинные тропы) А что там дальше?
(в Алмазных залах Орзаммара) Если припомнить то, что я слышала о гномьей политике, то странно, что здесь не текут реки крови.
(у зала Совета в Алмазных залах) Тс-с! Помолчим минутку! Хочу в полной мере насладиться пейзажем.
(на Испытаниях) Я слышала, в Испытаниях действует куча правил. И если их нарушишь, то огребешь по первое число.
(на входе в Пыльный город) Я… я, кажется, вляпалась во что-то.

(Деревня Убежище) Не нравится мне все это. Слишком тихо. Что-то здесь не то. Нутром чую.
(Разрушенный храм, у входа) Невероятно! Он еще стоит! Этому храму, наверное, тысячи и тысячи лет.
(Разрушенный храм, библиотека) Надеюсь, никто меня не осудит, если я позаимствую оттуда пару книжек?
(Разрушенный храм, восточный переход в Пещеры) Говорят, архонт Гессариан услышал глас Создателя, когда Андрасте сжигали, и оборвал ее страдания.
(Разрушенный храм, западный переход в Пещеры) Маферат так завидовал силе Андрасте, что выдал ее имперцам. На верную смерть.
(Вершина горы, у входа) Говорят, диких животных успокаивает музыка, но что-то мне не хочется проверять.

(У городских ворот в битве за Денерим) Кажется, большей части горожан удалось спастись до нашествия. Это утешает.

Лелиана и Алистер

Алистер: Итак… давай-ка я перейду сразу к делу. Ты ведь была монахиней?
Лелиана: Но и ты ведь наверняка был монахом до того, как стал храмовником?
Алистер: На самом деле, я так и не стал храмовником. Меня взяли в Серые Стражи до того, как я дал свои последние обеты.
Лелиана: Ты когда-нибудь жалел о том, что покинул Церковь?
Алистер: Нет, никогда. А ты?
Лелиана: Да, жалела. Ты можешь этому не поверить, но я нашла там покой. Тот самый покой, которого никогда не знала.
Алистер: В нашем монастыре обычно было так тихо, что я начинал вопить во все горло и вопил, пока не прибегал кто-нибудь из братьев. Тогда я говорил, что это просто проверка. Кто знает, что может случиться, верно?
Лелиана: Я… нет, никогда такого не проделывала. Я наслаждалась тишиной.
Алистер: Дело твоё. Я вот наслаждался от души, глядя на их физиономии.

Лелиана: Что это за… суп ты приготовил вчера на ужин?
Алистер: А-а, это? Традиционная ферелденская похлёбка из баранины с горохом. Тебе понравилось?
Лелиана: А, так… там была баранина? По её виду и вкусу… я бы нипочём не догадалась.
Алистер: Разве в Лотеринге вам не варили баранину с горохом?
Лелиана: Мы там питались просто. Пшеничные зёрна в виде бисквитов или хлебцев и овощи с огорода, слегка отваренные. И никаких сытных похлёбок.
Алистер: А, значит, в последний раз ты ела баранину, сваренную по орлесианскому рецепту. Нет уж, добрая еда не должна быть такой причудливой и утончённой, как в Орлее. Мы тут, в Ферелдене, делаем всё, как надо. Собираем всё, что нужно, кладём в самую большую кастрюлю, какая только подвернётся, и варим, как можно дольше, пока варево не обретёт ровный серый цвет. Как сделается совсем однородным и неаппетитным на вид, значит, ясно – готово.
Лелиана: Ты меня разыгрываешь.
Алистер: (Смеется) Надо чаще есть в ферелденских трактирах.

Алистер: Никак не привыкну, что ты можешь так тихо двигаться.
Лелиана: Я училась этому долгие годы, но так и не смогла достичь совершенства.
Алистер: Значит, ты не подкрадываешься, когда шпионишь?
Лелиана: Мы все действуем по-разному. Некоторые предпочитают вообще оставаться невидимыми, укрываются в тенях и мраке. Я думаю, в том, что тебя увидят, нет ничего дурного. Лишь бы не присматривались и не запомнили. Я обычно подбиралась, не привлекая внимания, с таким видом, будто нахожусь там по праву. Это всё равно, что невидимость, только иного рода.
Алистер: Ага. Я, правда, слышал, что ты охмуряла свои объекты. Как такое не запомнить?
Лелиана: Мёртвые не помнят…
Алистер: О-о!
Лелиана: Встретить смерть в обществе обаятельной дамочки… это ведь хорошо, правда?
Алистер: Не знаю, насколько серьёзно ты говоришь… но порой ты меня пугаешь.

Алистер: Знаешь, я тут слыхал про орлесианских бардов.
Лелиана: А кто про них не слыхал? Они всё-таки знамениты.
Алистер: Истории, которые я слышал, довольно-таки… колоритные. О том, как одна бардесса убивала своих слушателей. Убаюкивала их песнями, и они… расслаблялись.
Лелиана: Если б такие байки были правдивы, кто решился бы пригласить барда выступать при дворе?
Алистер: Ну, не знаю. Опасность бывает притягательна, правда ведь? И потом, ведь не можете все вы быть убийцами. Я бы рискнул. Если, конечно, эти истории правдивы.
Лелиана: У нас были правила на сей счёт. Очень строгие правила.
Алистер: Например? Ты же мне этого не расскажешь, верно?
Лелиана: Скажем так – у меня было очень много причин примкнуть к Церкви. И хватит об этом.

Алистер: И как ты думаешь, что станется со всеми теми людьми, кто остался в Лотеринге?
Лелиана: Некоторые из них сумеют добраться до Денерима. Многие умрут. На всё воля Создателя.
Алистер: Разве ты не жалеешь, что мы не могли задержаться там подольше? Я имею в виду – чтоб ещё кому-то помочь?
Лелиана: Если Мор не остановить, погибнут все. Это и есть высшее благо, которому мы оба сейчас служим.
Алистер: То есть, ради высшего блага можно бросить кого-то на смерть? Я… я в этом не очень уверен. Меня мучила совесть от того, что мы покинули всех этих людей, напуганных и беспомощных.
Лелиана: Алистер, ты исполняешь свой долг. Дальше может быть ещё хуже… знаешь, ты должен закалить своё сердце.
Алистер: У меня это никогда толком не получалось. Я имею в виду, закалять своё сердце. Мне кажется, иногда лучше быть мягкосердечным, ну хоть немножко. Мне это не мешает.
Лелиана: Я не верю тебе. И как бы то ни было, ни у кого из нас нет выбора.

Алистер: Слушай… я насчёт того, что между вами происходит. Разве ты не нарушаешь свои обеты?
Лелиана: Что? Что это за вопросы ты задаёшь так, походя? Что это «между нами происходит»?
Алистер: О да, конечно, я же слепой. Я до сих пор ни разу не заметил, как вы пожираете друг друга глазами.
Лелиана: Вовсе он не пожирал меня глазами. Или пожирал? Нет, правда – пожирал?
Алистер: Ну, вот сейчас я в этом не очень уверен. Может, и не пожирал… не знаю. Можно, конечно, спросить у него самого…
Лелиана: Ты не посмеешь! Или посмел бы? Нет, ты бы не посмел…
Алистер: Посмел бы. Но не стану. А то, чего доброго, начну дёргать у него волоски на память и передавать ему любовные записочки.
Лелиана: Я… знаешь что, не лезь не в своё дело! Какая невоспитанность!

Алистер: Я вот всё пытаюсь понять… чем может привлечь женщину такой человек, как Зевран?
Лелиана: Ну, с точки зрения некоторых он довольно красив. Почему ты об этом спрашиваешь?
Алистер: Да нипочему. Просто… тебе не кажется, что он выглядит чуточку вызывающе? Одежда, причёска…
Лелиана: Не понимаю. Что значит – вызывающе? Ты что-то имеешь против него?
Алистер: Если не считать того, что он наёмный убийца, который пытался нас убить, причём не единожды… Нет, пожалуй, нет. Неужели женщинам такое нравится?
Лелиана: Там, откуда я родом – да, нравятся.
Алистер: Хм. В самом деле? Понимаю.

Лелиана: Есть много удивительных легенд о королях, который пропали, а потом вернулись в свои владения и правили в величии и славе…
Алистер: Я никуда не пропадал. И, если уж на то пошло, не король. Да и величия во мне ни на грош.
Лелиана: Ты сын Мэрика, ты законный король Ферелдена.
Алистер: Я сын служанки, помешанной на знатных особах, и распутного мужчины, который случайно оказался королём. Слушай, я не могу быть королём. Я в иные дни путаю правый башмак с левым.
Лелиана: Во все времена случалось, что королевствами правили круглые дураки, а ты всё же не круглый дурак.
Алистер: Какое облегчение.
Лелиана: И не беспокойся насчёт башмаков. Королям не приходится одеваться самим. На то есть советники, верно?
Алистер: И, видимо, служанки, помешанные на знатных особах.

(у Стража роман с Алистером)

Алистер: Послушай, Лелиана... ты ведь женщина?
Лелиана: Я? Вот это новость. И когда же это случилось?
Алистер: Я просто хотел попросить совета. Как мне поступить, если... если мне вдруг понравится женщина, и...
Лелиана: Хочешь за ней поухаживать? Вот тебе хороший совет: никогда не спрашивай, женщина она или нет.
Алистер: Ага, ладно. Хорошая мысль.
Лелиана: Почему ты спрашиваешь? Боишься, что дело не сладится само собой?
Алистер: С какой стати ему сладиться? Особенно если я способен спросить у кого-то, женщина она или нет.
Лелиана: Алистер, тебе это только прибавляет обаяния. Ты немного неловок. Это так мило.
Алистер: Так мне надо быть неловким? Ты ведь только что сказала, что так поступать не следует.
Лелиана: Просто будь самим собой. Ты ведь это умеешь, правда?
Алистер: Ладно, забудь, что я спрашивал.

Лелиана и Винн

Лелиана: Винн, это твоё?
Винн: Ох, моя сумка с ингредиентами! Спасибо, дорогая… а я всё ломала голову, куда её задевала.
Лелиана: Ты оставила её у костра, в лагере.
Винн: О… да, теперь я вспомнила. Как незаметно подкрадывается старость и приносит с собой забывчивость…
Лелиана: Винн, ты великий маг, и ты умнее и мудрее, чем многие мои знакомые. Даже молодые.
Винн: Да, но ты не видела меня пятнадцатилетней или двадцать лет тому назад… мой огонь с тех пор изрядно приугас. Но спасибо тебе, Лелиана… за то, что выручила пожилую даму.

Лелиана: Ты ведь не религиозна, правда? Ты не веруешь?
Винн: Верую, в разумных пределах. Тем не менее вера не правит моей жизнью. Почему ты об этом спросила?
Лелиана: Да так, нипочему. Просто ты очень хорошая, и это сразу видно, и мне сначала подумалось, что ты религиозна, как некоторые преподобные матери. Но нет, потом я хорошенько подумала и поняла, что это не так.
Винн: Я делаю то, что приносит мне удовольствие. Мне нравится учить других, помогать им. Я не ищу благодарности за свои труды. Я не ищу одобрения ни своих коллег, ни тем более далёкого бога.
Лелиана: Как это замечательно – творить добро ради добра. Многие, кого я знала, были не такие. Они бахвалились своими делами, стараясь поразить воображение окружающих. - «Ах, леди Адели, ты накормила и одела двадцать сирот, как это благородно!» - «Нет-то, леди Кларабелла, это всё пустяки. Ты лечила сорок прокажённых и делала им массаж!» Они точно соревновались, с притворной скромностью. Отвратительно.
Винн: Э-э… леди Кларабелла действительно сделала сорока прокажённым массаж?
Лелиана: Кто её знает. У леди Кларабеллы были странные вкусы. Я бы не удивилась, если б она сделала и это, и многое другое.

Лелиана: Ты напоминаешь мне леди Сесиль.
Винн: Кого?
Лелиана: Это леди из Орлея. Моя мать служила ей до самой смерти. Леди Сесиль оставила меня у себя, не вышвырнула на улицу. У тебя с нею много общего. У вас схожие манеры, одинаковая аура аристократизма.
Винн: О, дитя, я-то не аристократка.
Лелиана: Аристократизм не обязательно даётся от рождения. Я встречала среди знати настоящих дегенератов – настолько они были ничтожны и мелочны. Я думаю, что последний крестьянин может обладать высоким духом, который обязательно проявится. Такое вот благородство души и роднит тебя с Сесиль.
Винн: Но… спасибо, Лелиана. Я очень тронута твоими словами.

Винн: Тебе очень не хватает обители? Говорят ты была там счастлива.
Лелиана: В основном, да. Это было мирное место, и там я получила шанс начать жизнь сначала. Никто не знал, кто я такая… Но порой я радуюсь, что ушла оттуда и снова странствую. В той обители было кое-что неприятное… верней, кое-кто неприятный. Некоторые братья и сёстры говорили со мной так, словно их Песнь была милей Создателю. Ох, меня так злила эта их манера говорить со мной свысока. Ну и пусть иногда я забывала или путала слова Песни – и что с того? Создатель ведь глядит прямо в наши души, верно? И какая разница, что произносят губы, только бы душа была чиста.
Винн: Думаю, дорогая, ты кое-что упускаешь. Церковь считает, что Песнь света должна распространиться по всему миру. Как же её распространить, если те, кто исполняет Песнь, забывают или путают слова?
Лелиана: Но я пришла к Создателю раньше, чем даже услышала всю песнь. Создатель говорит с людьми, они просто не умеют слушать. Думаю, что это просто борьба за власть. Если они убедят других, что знают больше, значит, их должны будут почитать.
Винн: Ах, дитя моё, именно такого рода разговоры и вызвали у них настороженное отношение к тебе. Мнение, которое не совпадает с твоим собственным, бывает как правило опасно.

Винн: Иной раз трудно поверить, что ты в таком юном возрасте перенесла столько испытаний.
Лелиана: Я, пожалуй, выгляжу моложе своих лет.
Винн: Да… да, возможно. Я в твоём возрасте только-только собиралась впервые взять ученика. Сейчас-то ясно, что следовало подождать несколько лет. Молодость сильно подхлёстывала мою самоуверенность.
Лелиана: Глядя на тебя сейчас, трудно в это поверить.
Винн: О, мне потребовалось чуть не два десятка лет, чтобы созреть. Поверь, в те годы я была… иной.
Лелиана: Так, ты вроде хорошего вина, да? С возрастом теряешь терпкость?
Винн: Наверно, можно сказать и так. Но, видит Создатель, ужасно не люблю, когда меня сравнивают с вином. Или сыром.

Лелиана: Это, должно быть, чудесно – уметь плести чары.
Винн: Чудесно? Для тебя – может быть. Большинство не разделяет твоих чувств.
Лелиана: А, да что они понимают? Они просто завидуют. Создатель даровал вам магию, и вы должны ею пользоваться. Ты проделываешь это так легко. Для тебя это естественно, как дыхание. Ах, если бы я обладала таким даром!
Винн: Но ты им уже обладаешь. У тебя есть музыка, танцы. Грациозней тебя я никого не встречала. Я думаю, что Создатель, быть может, дарует магию всем нам… только разную.
Лелиана: Мне никогда такое в голову не приходило. Вероятно, у каждого из нас свой скромный дар. Я знавала в Орлее одну знатную даму, которая была такой же, как почти все знатные дамы – красивой и глупой. Однако же у Катарины был совершенно потрясающий талант – вязать узелками черенки вишен при помощи одного лишь языка. Это было весьма впечатляюще. Мужчинам особенно нравилось за ней наблюдать.
Винн: Э… да, это именно та разновидность дарованной Создателем магии, о которой я говорила.

Лелиана: Я слышала о… том, что случилось и… даже не знаю, что сказать. Но чувствую, что сказать что-то надо. Может быть, сожалею?
Винн: Я не нуждаюсь в сочувствии, и поэтому не считай себя обязанной успокаивать меня. Лелиана, мы все знаем, что умрём. Так, какая разница?
Лелиана: Потому… потому что раньше?
Винн: Правда? Я могу умереть через год или завтра, от стрелы разбойника, вонзившейся в сердце. Я точно не знаю. Постоянный страх смерти лишает радости все на свете, в первую очередь, жизнь. Не тревожься обо мне, да и о себе. Смерть заберёт нас, когда вздумает, а до тех пор мы живы, воистину живы.

Лелиана и Зевран

Зевран: И как долго ты была в обители, моя дорогая?
Лелиана: Чуть больше двух лет. А что?
Зевран: И… и что, все братья и сёстры там… они приносят обеты?
Лелиана: Большинство – да.
Зевран: Два года не видела никого, кроме мужчин и женщин… которые посвятили себя какому-то равнодушному богу?
Лелиана: К чему ты клонишь?
Зевран: Неужто… неужто тебе за эти два года так и не захотелось компанию завести? Два года! Подумать и то страшно.
Лелиана: В обители я получила время для размышлений. Я была занята мыслями о Создателе и о других… достойных предметах. Я ведь сказала: большинство братьев и сестёр дали обеты. Но не все. Многие, как и я, лишь заявили о верности вере.
Зевран: Ага! Значит, там было не так плохо.
Лелиана: Зевран, ничего такого там не было. Пойми, негоже заниматься такими вещами в доме, посвящённом Создателю
Зевран: Почему? Создатель сотворил нас такими, какие мы есть. Он вложил в нас побуждения. Он сделал вот эти части. Думаешь, для красоты?

Зевран: Представляю, Лелиана: это было для тебя то ещё время.
Лелиана: То ещё время? Не понимаю, о чём ты.
Зевран: С тех пор, как ты, так сказать, сбрасывала туфли… Ты ведь покончила с монастырской жизнью, верно?
Лелиана: Да, с тех пор прошло некоторое время. Зевран, знаешь, есть дела и поважнее, чем «сбрасывать туфли».
Зевран: О, я не спорю. Я просто считаю, что у плоти есть желания, которые вложил в неё Создатель. У тебя их должно быть… немало. За столько времени…
Лелиана: Это чисто личный вопрос.
Зевран: Я не хотел тебя обидеть. Лишь предложил свои услуги на случай, если тебе нужно… расслабиться.
Лелиана: Спасибо за заботу. Может, мне лучше сначала посоветоваться с Серым Стражем: принимать твоё предложение или нет?
Зевран: Тц-ц-ц. Лелиана, как же тебя изменило путешествие!
Лелиана: К лучшему, надеюсь.

Лелиана: Эти твои… метки, в них есть своя привлекательность. Они напомнили мне, как мы в Орлее подкрашивали лица.
Зевран: Да, но это не просто краска.
Лелиана: Они что-нибудь значат для тебя? Эти символы?
Зевран: Некоторые - да. Это священные знаки Воронов. Я не в праве говорить тебе, что они значат. Другие нужны, чтобы подчеркнуть формы тела… изгибы и мускулатуру. Когда на мне одежда и доспехи, это не очень-то объяснишь.
Лелиана: Что-то не припомню, чтобы я видела много отметок на твоём теле.
Зевран: Ах, конечно, нет. Они не в таких местах, где сразу бросились бы в глаза. Если хочешь, могу показать.
Лелиана: Э-э… нет. Пожалуй, нет.
Зевран: В чём трудности?
Лелиана: Никаких. Просто, для любования мне хватает и отметок на твоём лице, вот и всё.
Зевран: Ну, как хочешь. Но если передумаешь…
Лелиана: Не волнуйся, ты узнаешь об этом первый.

Лелиана: Зевран, у нас с тобой много общего.
Зевран: Кроме непорочности и красоты?
Лелиана: Мы оба много лет провели вдали от Ферелдена. Ты как убийца, а я - как бард.
Зевран: Значит, тебе приходилось убивать.
Лелиана: Часто. Без охоты, но, тем не менее, убивала.
Зевран: Тебе это не нравилось? Или тебя не манит охотничий азарт?
Лелиана: Это… пожалуй… нравилось. Поиски… не само убийство.
Зевран: Убийство - лишь знак окончания поисков. Пока его нет, погоня не окончена. Надеюсь, ты свои объекты убивала чисто?
Лелиана: Если была возможность.
Зевран: Верно, когда дичь поймана, она заслуживает доброй, чистой смерти. Пожалуй, ты права: у нас много общего.

Зевран: Так, всё-таки, чем сёстры в церкви занимаются для развлечения?
Лелиана: А что, Зевран, в Антиве сестёр-монахинь нет?
Зевран: Конечно. Впрочем, у нас есть… не знаю, как назвать тех сестёр. «Атия награно», как это будет по-вашему… Чистые. Непорочные, что ли?
Лелиана: И их можно опорочить, даже просто заговорив о них?
Зевран: Ты, что, вправду, не понимаешь?
Лелиана: Зевран, я родилась не в церкви. Сестры… мы могли по-всякому проводить время. Работать, например. И молиться.
Зевран: А побездельничать, значит, некогда?
Лелиана: Зевран, я пришла туда не для безделья и удовольствий. Мне нужно было осмыслить моё отношение к Создателю.
Зевран: Ну, и как? Похоже, скука ужасная…
Лелиана: А чем, по-твоему, занимаются сёстры в Антиве?
Зевран: Ну, в Антиве церковь изготавливает прорву вина, так что, позволю предположить… они его пьют?
Лелиана: Очень, очень сомневаюсь.
Зевран: А у меня с детства одна мечта была. Немного побыть у них братом.

Лелиана: Зевран, я видела, как ты недавно, в городе, смотрел на девушку. Что ты о ней думал?
Зевран: Милая Лелиана, о какой ты? Я вижу много девушек и всех разглядываю.
Лелиана: Как же, о той, в... в туфлях!
Зевран: В туфлях... Да, отличная примета.
Лелиана: Ну, ещё у неё длинная светлая коса.
Зевран: Коса? А-а, вот ты о чем. Да, помню.
Лелиана: Так что ты подумал? У тебя был совершенно очарованный вид.
Зевран: Да, она была... вполне ничего... если не считать масляной рожи.
Лелиана: Масляной, чего?
Зевран: Рожи масляной. Все прекрасно, кроме лица.
Лелиана: Ты нехороший.

Зевран: Лелиана, рассказала бы о своём видении.
Лелиана: Не уверена, что о нём стоит говорить с тобой. Ты же будешь надо мною смеяться.
Зевран: Ну-у… зачем мне так поступать?
Лелиана: Ну, вот, сразу начал. Нет, я вообще не стану с тобою разговаривать.
Зевран: Хм-м-м. Создателю, наверно, не угодно, чтобы ты распространяла Его слово. Что ж, смирюсь с твоим упрёком.
Лелиана: Я… а почему ты хочешь это узнать?
Зевран: Как же? Чтобы посмеяться, конечно.
Лелиана: Ты просто невыносим!
Зевран: Напротив, любовь моя, мне часто говорили, что я очень лёгок.

Зевран: Ну, ладно. Нынче я серьёзен. Расскажи о своём видении.
Лелиана: Ни за что!
Зевран: Но Серым Стражам ты о нём рассказывала, правда? Почему им можно, а мне нет?
Лелиана: Ты сам сказал, что хочешь посмеяться надо мною. Сказал, сказал!
Зевран: Сначала было смешно. Но… ты же видишь, что я совершенно серьёзен. Правда, я хочу знать.
Лелиана: Ну, и очень плохо. А я, правда, не хочу тебе рассказывать.
Зевран: Подозреваю, что ты сама не веришь в это своё видение.
Лелиана: Что? Я… неправда! Я верю в него!
Зевран: Вот и доказывай, что это правда. И пусть будет, что будет.
Лелиана: Ты хочешь посмеяться надо мною?
Зевран: Ну… да. Ничего не могу поделать.
Лелиана: Я… ты… я, просто…
Зевран: Знаю, знаю. Я ужасен.

Лелиана и Морриган

Лелиана: Я слышала, ты дочь Флемет, ведьмы из дебрей Коркари.
Морриган: А я слышала, что ты мыла ноги зимой и простудила мозги, но мы ведь все знаем, что это неправда. Но иногда слухи не врут, и в этом они правы.
Лелиана: Знаешь историю о…
Морриган: Конечно. Думаешь, мать отпустила бы меня, прежде чем рассказала всё о своей молодости?
Лелиана: Моя мать тоже много рассказывала. Это она привила мне любовь к старинным сказкам и легендам.
Морриган: П-ф-ф. От сказок моей матери у меня кровь стыла и кошмары снились. Какой девочке захочется слушать о том, как её мать приводит к себе на ложе мужчин-дикарей, использует, пока выдерживают, и убивает? Тем более, девочке не захочется слушать, что и она будет так же поступать, когда вырастет.
Лелиана: Я… э-э… ясно.
Морриган: Нет, не ясно. Ничего тебе не ясно.

Лелиана: Морриган, ты очень красивая.
Морриган: Я и сама это отлично знаю.
Лелиана: Но ты всегда одеваешься в такое тряпьё… Оно, тебе, пожалуй, идёт: дыра тут, прореха там, чтобы кожу было видно. Я понимаю…
Морриган: Надеюсь, ты понимаешь, что я жила в лесу.
Лелиана: Может, когда-нибудь мы добудем тебе красивое платье. Шёлк… нет, пожалуй, бархат. Бархат тяжелее, он лучше защитит от ферелденских холодов. Тёмно-красный бархат… да… и золотая вышивка. Конечно, с глубоким декольте. Мы же не станем скрывать твоих достоинств.
Морриган: Перестань пялиться на мои груди. Это меня ужасно смущает.
Лелиана: Тебе так не кажется? С глубоким декольте нужно будет ещё подобрать волосы, чтобы открыть эту дивную шейку…
Морриган: Ты с ума сошла. Я, скорее, позволю Алистеру одевать меня.
Лелиана: Будет прелестно, обещаю! А ещё нужны будут туфли! О, туфли! Надо будет вместе пройтись по лавкам!

Лелиана: Доводилось слышать истории о Диких землях?
Морриган: Не то, что ты любишь. Ни принцесс в высоких башнях, ни рыцарей, в одиночку выходящих против целых армий.
Лелиана: Я люблю не только это!
Морриган: Хочешь послушать о дикарях-хасиндах, которые скитаются в болотах? О том, как искусно они подвергают врагов медленной смерти. А может о ядовитых тварях из Диких земель, которые откладывают яйца тебе под кожу. И молодь, когда вылупляется, жрёт тебя заживо. Или сказку о кузине матери моей. Тоже из болот. Страшнее ничего не знаю я.
Лелиана: Э-э… нет. О таком я слушать не желаю…
Морриган: Значит, у меня нет сказок для тебя.

Лелиана: Морриган, мне бы хотелось узнать… веришь ли ты в Создателя?
Морриган: Конечно, нет. Мне не свойствен примитивный страх перед луной, а потому не приходится верить в сказки, чтобы спать по ночам.
Лелиана: Но ведь невозможно, чтобы мир существовал только по воле случая. Духи, магия, все эти чудеса, которые окружают нас. Ты же знаешь, что всё это существует.
Морриган: Но это ещё не значит, что их сознательно сотворил некий вечно отсутствующий Бог-отец.
Лелиана: Стало быть, всё это лишь игра случая? И то, что мы все оказались здесь – одно только счастливое совпадение?
Морриган: Бесполезно и пытаться поставить порядок выше хаоса. Природа по самой своей натуре хаотична.
Лелиана: Я в это не верю. Я верю, что у нас есть цель. У всех нас.
Морриган: Твоя цель явно в том, чтобы мне докучать.

Лелиана: Так ты и в самом деле не веришь ни в какой высшую силу?
Морриган: Я смотрю, тебя это зацепило. Нет, не верю. А должна?
Лелиана: И что же, по-твоему, будет, когда ты умрёшь? Ничего?
Морриган: Я не предстану перед ликом Создателя, если ты это имеешь в виду.
Лелиана: Лишь достойные могут предстать перед Ним. Сколько бедных, страдающих душ обречено на скитания в пустоте, в безнадёжности и вечном забвении.
Морриган: А чем ты докажешь, что это так? Мне встречались только духи, но не бродячие призраки безбожных злодеев.
Лелиана: Как печально, должно быть, не ждать ничего, не испытывать любви и не стремиться к посмертному блаженству.
Морриган: Да-да, я из-за этого так терзаюсь. Ты увидела меня насквозь, до моей несчастливой и неприкаянной сути.
Лелиана: Ну вот, теперь ты просто насмехаешься надо мной.
Морриган: И ты это заметила? Похоже, твоя восприимчивость не знает границ.

Лелиана: Тогда, Морриган, позволь задать тебе вот такой вопрос. Что, если Создатель действительно был в этом мире?
Морриган: Тогда мне непонятно, почему он покинул Свои творения. По-моему, это чудовищная безответственность.
Лелиана: Он покинул нас, потому что мы захотели идти собственным путём, пускай даже самим себе во вред, а Он не в силах был взирать на это.
Морриган: Но откуда тебе это знать? У Него самого ведь не спросишь. Быть может, Он просто ушёл к новому творению, а старое бросил как удручающую ошибку, о которой лучше забыть.
Лелиана: Мне не нужно это знать, потому что у меня есть вера. Я верю в Него и чувствую Его надежду и любовь.
Морриган: Вера. Как быстро те, кто не может ответить на вопрос, вспоминают это слово.
Лелиана: Неужели той, которая прибегает к магии, так сложно поверить в то, чего она не может увидеть?
Морриган: Магия реальна. Я могу касаться её и повелевать ею, и мне не нужно верить в магию, чтобы ощутить, как она наполняет меня. Если хочешь обрести высшую силы, то это – магия.
Лелиана: Но только если ты можешь ею управлять. Ах, Морриган, не завидую я твоему одиночеству.
Морриган: Я… знаешь что, уйду. Уж лучше одиночество, чем эта… бесконечная болтовня.

(после завершения квеста Эрл Редклифа)

Морриган: Полагаю, Лелиана, ты уже сложила подходящую балладу, чтобы увековечить события в Редклифе?
Лелиана: С какой стати мне это делать?
Морриган: Ты ведь снова взялась за инструменты, верно? Так сказать. Бард берёт события величайшей важности и претворяет их в легенду.
Лелиана: То, что произошло в Редклифе, было ужасно! Столько людей погибло, и причиной их ужасной смерти стали невообразимо злые силы.
Морриган: Ну вот. Это было не так уж трудно. Впрочем, можешь положить эти слова на музыку.
Лелиана: Ты говоришь так, точно всё это доставило тебе наслаждение. А меня при одной мысли об этом выворачивает наизнанку.
Морриган: Но ведь мы же в конце концов преуспели. Чего стоит победа, которая достаётся задарма?
Лелиана: Стоит мне только подумать о том, что довелось пережить тому бедному мальчику.... нет, я не желаю прославлять в веках то, что случилось в Редклифе.
Морриган: Кто же тогда извлечёт урок из этих событий? На твоём месте я бы хорошенько об этом подумала.

(после завершения личного квеста Лелианы)

Морриган: Ну, что? Вижу я, ты всё-таки самая настоящая обманщица.
Лелиана: Наконец-то решила поликовать?
Морриган: Просто моим взглядам на Церковь вполне соответствует то, что одна из её служительниц оказалась такой двуличной лицемеркой.
Лелиана: В Церкви есть хорошие люди. Много хороших людей, которые пришли туда только для того, чтобы помогать другим.
Морриган: И, судя по всему, пара-тройка таких, которые только притворяются хорошими.
Лелиана: По крайней мере, я старалась стать лучше, чем была. По крайней мере, я сожалею о зле, которое совершила. Лучше быть такой, чем никогда и никого не любить, кроме себя самой. Всё, что угодно, только не это.
Морриган: По крайней мере, ты выучилась фарисейскому самодовольству. Поздравляю.

(если Страж-мужчина в романе и с Морриган, и с Лелианой)

Морриган: Вижу, ты упорно остаёшься там, где тебе делать нечего.
Лелиана: Ты ревнуешь? В этом дело, да? Потому что я не думаю, что это твоё дело – решать, где мне быть и с кем.
Морриган: О, можешь продолжать в том же духе. Я только предупреждаю, что за последствия ты будешь отвечать сама.
Лелиана: Ты забываешься, Морриган. Я отнюдь не беззащитна. Не давай обещаний, которые не сможешь выполнить.
Морриган: Я всегда выполняю свои обещания.
Лелиана: Слова недорого стоят.
Морриган: И это говорит бард?

(если Страж-мужчина в романе и с Морриган, и с Лелианой)

Морриган: Ты же не можешь думать, будто он предпочтёт тебя.
Лелиана: Забавно, я то же самое собиралась сказать тебе.
Морриган: Вот как? И что же, по-твоему, можешь предложить ты?
Лелиана: Не знаю. Но если мы будем вместе, то только потому, что он желает и любит меня. Это – настоящее.
Морриган: И всё же любовь – это плод, который портится, не успев созреть, кислый плод лишь со смутным намёком на прежнюю сладость. Чего она стоит, на самом-то деле?
Лелиана: Всего. И не знать это может только чёрствый, бездушный человек.
Морриган: Посмотрим.

(если Страж-мужчина в романе и с Морриган, и с Лелианой, но секс был лишь с Морриган)

Морриган: Ты же не можешь думать, будто он предпочтёт тебя.
Лелиана: Забавно, я то же самое собиралась сказать тебе.
Морриган: И однако же мы с ним занимались любовью. Ты это знала?
Лелиана: Я... по крайней мере подозревала. Тем лучше, тем скорее он поймет, что больше тебе и нечего предложить.
Морриган: Мир плоти включает множество самых разных наслаждений. Что, по-твоему, он сделает, когда обнаружит, что ты предлагаешь ему только неуклюжую пресность?
Лелиана: Если мы и дойдем до этого... если и захотим... то лишь потому, что любим друг друга.
Морриган: И всё же любовь – это плод, который портится, не успев созреть, кислый плод лишь со смутным намёком на прежнюю сладость. Чего она стоит, на самом-то деле?
Лелиана: Всего. И не знать это может только чёрствый, бездушный человек.
Морриган: Посмотрим.

(если Страж-мужчина в романе и с Морриган, и с Лелианой)

Морриган: Я не люблю делиться. И хочу, чтобы ты это знала.
Лелиана: Я у тебя ничего не просила одолжить.
Морриган: А я бы и не одолжила. Так что лучше притормози и поищи себе другого.
Лелиана: Кого поискать?
Морриган: Врёшь ты неубедительно. Ладно, если хочешь соперничать – будет тебе соперничество.
Лелиана: Вы, жители дебрей, все такие странные. И ревнивые.

Лелиана и Огрен

Огрен: И что, в Церкви всем указывают, что надевать?
Лелиана: Все должны носить монашеские рясы и тому подобное.
Огрен: Э-э… ага. Рясы. А ещё что?
Лелиана: Ну… иногда носят ризы и праздничные облачения…
Огрен: Ясно. Ясно. Ну, а… ещё что?
Лелиана: Почему тебя это так интересует?
Огрен: Тьфу, да чтоб мне лопнуть. Под рясами что – панталоны? Или нет?
Лелиана: Что-о?
Огрен: Ну, не тяни, говори. Вы под рясами голые или нет?
Лелиана: Да какое это имеет значение?
Огрен: Ладно. Не говоришь – и не надо. Сам как-нибудь узнаю.
Лелиана: Э-э… ну да. Удачи тебе в этом деле.

(Бранка мертва)

Огрен: (Вздыхает)
Лелиана: Что-нибудь случилось? Может… ты думаешь о Бранке?
Огрен: Бранке?.
Лелиана: Ты ведь любил ее, да? Я, случалось, видела, как ты ночью смотрел куда-то вдаль с такой печалью во взгляде… Ты соображаешь, чем же оттолкнул ее от себя, думаешь, могла бы она остаться, если бы ты поступил по-другому… Она наверняка любила тебя, в глубине души...
Огрен: У этой любительницы воды сердце из стали. И одна любовь - наковальня. И до, и после, одна только наковальня. А вздыхал я - меня газы распирали, а потом все же выпустил. А то прибил бы тебя в аккурат сейчас. Бесшумный убийца, точно?
Лелиана: (Кашляет)

(если Лелиане подарили нага)

Огрен: Ах! Лелиана, убери отсюда эту глупую тварь.
Лелиана: Прости, Огрен. Он тебя побеспокоил?
Огрен: Нет. Просто, он не понимает, что выглядит очень аппетитно и наводит на всякие мысли. Вроде как домом запахло, чуешь?
Лелиана: М-м… я позабочусь, чтобы Шмоплз больше не путался под ногами.
Огрен: Шмоплз? Ты назвала нага Шмоплзом? Нам только не хватало деликатеса по имени Шмоплз!

Лелиана и Пёс

Лелиана: Я давно уже трачу чернила на запись хроник наших деяний и всё думаю, как же мне лучше описать тебя. Ты совсем не похож на других животных, каких я встречала; умом и пониманием не уступишь иным людям. Так, посмотрим… ты верный, да? Это само собой разумеется… Очень, очень умный… тоже само собой. Ты очень страшен, когда необходимо и нежный, как голубь, в иное время. Ещё ты любишь играть… бываешь прожорливым…
Пёс: (“Имя” прерывает Лелиану отрывистым резким лаем.)
Лелиана: Нет? Тогда, кто же постоянно выпрашивает объедки, а?
Пёс: (Скулит)
Лелиана: Ладно, ладно, ты не прожорливый. Ты просто… любишь хорошо поесть. Согласен?
Пёс: (Он радостно лает и машет хвостом.)

Лелиана: Какой у тебя пёс великолепный. Как взгляну на тебя, сразу о нём думаю.
Пёс: (Радостный лай!)
Лелиана: У леди Сесиль, я жила у неё после смерти мамы, была собака. Маленькая, из тех, что носят подмышкой и сажают на колени.
Лелиана: Как же её звали… ах, да, Бон-Бон. Это была не собака, а ужас хвостатый. Знаешь, она пряталась, когда кто-то шёл…
Лелиана: А потом цапала за щиколотки. Зубы острые, как бритвы… ужасно больно было.
Лелиана: Однажды она напала на меня. Вцепилась в ногу. Я решила, что это бешеная крыса, и пнула её. Бон-Бон перелетела и через комнату, и через перила.
Лелиана: Выжила, но больше никогда ко мне не подходила.

Лелиана и Стэн

Стэн: Ты была в церкви. Ты священница?
Лелиана: Нет, нет. В церкви я была послушницей.
Стэн: И это?..
Лелиана: Я жила и служила в церкви, но не приносила никаких обетов.
Стэн: Выходит, ты… только развлекалась священством?
Лелиана: О, нет, у послушниц совсем не такие обязанности, как у священниц.
Стэн: Значит, ты не исполняла обязанностей священниц, не принимала их обетов, а просто жила вместе с ними?
Лелиана: Да!
Стэн: … И в церкви ты была вроде пансионерки?
Лелиана: Э-э… вроде того…

Стэн: Зачем ты здесь?
Лелиана: Что ты имеешь в виду?
Стэн: Женщины - священницы. Или торговки. Или ремесленницы. Или крестьянки. Никому из них бой не нужен.
Лелиана: Даже не знаю, что на это сказать…
Стэн: Так негоже. Этого не должно быть.
Лелиана: У твоего народа что, нет ни волшебниц, ни воительниц?
Стэн: Конечо нет. С чего нашим женщинам рваться в мужчины?
Лелиана: Что ты такое говоришь? Вовсе они не рвутся в мужчины.
Стэн: И не должны. Это может привести лишь к разочарованию.
Лелиана: Стэн… впрочем, неважно. Давай, оставим это.

Лелиана: Я видела, что ты там делал.
Стэн: Ох?
Лелиана: Не прикидывайся невинным.
Стэн: О чём ты говоришь?
Лелиана: Ты собирал снаружи цветы!
Стэн: … Нет, не было такого.
Лелиана: Было!
Стэн: … Это лечебные травы.
Лелиана: Ты большой добряк.
Стэн: Никогда не будем говорить об этом.
Лелиана: Добряк!

Стэн: Прекрати.
Лелиана: (Хихикает) Что прекратить?
Стэн: Это. Смотреть на меня и хихикать.
Лелиана: Я не могу удержаться! Ты такой большой и мужественный! Разве подумаешь, что ты такой добряк?
Стэн: Не говори так. Я солдат Бересаада. А никакой не «добряк».
Лелиана: (Хихикает) Добряк.
Стэн: … Ненавижу людей.

Стэн: Поёшь ты больно много.
Лелиана: Да. Музыка поднимает мне настроение. А ты хотел бы, чтоб я молчала?
Стэн: Я такого не говорил. Это было из твоих хоралов?
Лелиана: (Смеётся) Нет! Это баллада о разбойнике и девушке из таверны, которая влюбилась в него. А ты не разобрал?
Стэн: Все ваши языки для меня одинаковы. Вообще-то я подумал, что ты пела об овощах.

Стэн: (Вздох) Лелиана, что ты от меня хочешь?
Лелиана: Ничего! Просто, мне любопытно. Стен, мы о тебе очень мало знаем. … Кроме того, что ты большой добряк.
Стэн: Прошу, больше не говори так.
Лелиана: Прости. Я вовсе не хотела посмеяться над тобой. Стен, быть сердечным, совсем не плохо. Просто, я этого не ожидала.
Стэн: Почему?
Лелиана: Ты же кунари! Во всех сказаниях говорится, что вы, скорее, ураган или землетрясение, чем народ.
Стэн: Кунари очень опасны, потому что мы мыслящие воины, а не бездушная сила.
Лелиана: Не понимаю. Что ты хочешь сказать?
Стэн: Тебе лучше будет, если ты этого не узнаешь.

Лелиана: Знаешь, я слышала сказания о кунари.
Стэн: Ох?
Лелиана: Они завоевали почти весь север. Тевинтер, Ривейн, Антиву… Все страны лежали в развалинах. В северных королевствах говорят, что кунари безжалостны. Неумолимы. Что это не вторжение, а, скорее обвал. Чтобы вытеснить их за море, потребовалось три Священных похода.
Стэн: В следующий раз не оттеснят.

Лелиана: У кунари есть барды?
Стэн: Почему бы и не быть?
Лелиана: Не знаю. Твой народ, мне показалось, не очень любит музыку.
Стэн: Ты по мне судишь? Я солдат. Когда ансаам идёт в бой, он берёт с собой не лютню.

Лелиана и Шейла

(Если у Лелианы роман со Стражем)

Шейла: Я заметила, что сестра проводит с ним очень много времени.
Лелиана: С ним…? Ах да, понимаю. Не ожидала, что ты станешь замечать такое.
Шейла: Я сотворена из камня. Это не значит, что я тупа как кирпич.
Лелиана: (Хихикает) И я так думаю.
Шейла: Сестра не видит проблемы в том, чтобы служить двум хозяевам?
Лелиана: Хм. Если отвлечься от слова «служить», я так понимаю, то имеешь в виду Создателя? Я пришла в Церковь послушницей, но обетов не давала. А если б и давала – Церковь не запрещает людям любить друг друга.
Шейла: Мне сказали, что сестра покинула службу Создателю, чтобы отправиться сюда.
Лелиана: Создателя невозможно покинуть. Он всегда в твоей душе.
Шейла: Сдаётся мне, это повод в пользу неверности.
Лелиана: Ты… знаешь, ты крайне ехидна для ходячей статуи.
Шейла: Мне об этом говорили.

Шейла: Насколько я понимаю, сестра – поклонница этого «Создателя».
Лелиана: Сестра – это я? Как здорово! Будто ты мой старший брат… или сестра. Или ещё кто-то.
Шейла: Я – создание из камня. Сомневаюсь, чтобы мы могли быть в каком-нибудь родстве.
Лелиана: О, я не имела в виду – буквально! Тебе не приходило в голову, что существует духовное родство?
Шейла: Я заметила, что люди склонны верить небылицам, даже если им докажут, что это неправда.
Лелиана: Верить тому, чего нельзя доказать – в этом и есть сущность веры, Шейла.
Шейла: Верить тому, чего нельзя доказать – это легковерие.
Лелиана: Значит, я легковерна?
Шейла: Я так понимаю, мы больше не сёстры по духу?

Шейла: У меня, вероятно, есть причина извиниться перед сестрой.
Лелиана: Извиниться? За что?
Шейла: За предположение, то сестра легковерна, поскольку верит тому, чего нет на самом деле.
Лелиана: А, это. Я уже почти забыла. Спасибо, что напомнила.
Шейла: Думаю, было бы некоторым… утешением… верить, что всё происходящее следует некоей великой цели. В годы, проведённые в Хоннлите без движения, было бы утешением знать, что на то есть причины.
Лелиана: А ты уверена, что её не было? Возможно, Создатель совершил это, чтобы ты встретилась с нами. Ты как-то сказала, что у тебя нет цели. Быть может, ты просто не там её искала.
Шейла: Быть может. Я подумаю над этим.

Шейла: Я подумала о том, что сказала сестра.
Лелиана: В нашем предыдущем разговоре? И что?
Шейла: Я хотела бы, чтоб сестра объяснила мне, для чего нужны птицы.
Лелиана: Птицы? Э… какие птицы?
Шейла: Всякие. Злобные летучие демоны, которые роняют наземь свои испражнения. Зачем твоему Создателю понадобились эти твари?
Лелиана: Затем же, зачем он сотворил всякое… зло. Например, порождений тьмы. Чтобы уравновесить… добро и зло.
Шейла: Мне трудно поверить в высшую силу, которая намеренно посылает в мир зло. Неужели ей нравится так шутить?
Лелиана: Быть может, это урок, который всем нам предстоит выучить. Уроки, Шейла, часто бывают нелёгкими.
Шейла: Пф. Удивительно, что у этого Создателя столько поклонников. Я хочу сказать… птицы! Чем Он только думал?

Шейла: Я ещё немного подумала об этом Создателе сестры.
Лелиана: Он не только мой Создатель, Шейла. Он и твой Создатель. Он создал всё.
Шейла: Пф. Не знаю, кто создал меня, но сомневаюсь, чтоб это был Он.
Лелиана: Думаю, ты ошибаешься. Важнейшую часть тебя… ту часть, которая делает тебя тобой… Сотворил Он.
Шейла: И сестра просто верит в это, хотя нет никаких доказательств?
Лелиана: Верю.
Шейла: И сестра по-прежнему верит, что мы с ней может быть сёстрами? По духу?
Лелиана: Верю. Я думаю, что это было бы замечательно.
Шейла: Полагаю, бывают вещи и похуже. Например, налёт целой стаи голубей.
Лелиана: Рада это слышать.

Шейла: У сестры интересная обувь.
Лелиана: Правда? Ты… тебе нравятся туфли, да?
Шейла: Я довольно много вешу. Мягкая обувь на ногах была очень кстати, но я сомневаюсь, что такое можно изготовить.
Лелиана: Хм-м. Мне на ум приходят сандалии. Симпатичные сандалии на толстой подошве, с весьма прочными ремнями. О да, это можно сделать! Может быть, мы найдём сапожника, который захочет взяться за этот заказ! Какой цвет ты хочешь?
Шейла: Цвет не имеет никакого значения.
Лелиана: На самом деле, очень даже имеет. И ещё надо будет выбрать такой фасон, чтоб лодыжки казались потоньше… боюсь, тут тебе без помощи не обойтись.
Шейла: У меня… толстые лодыжки?
Лелиана: Ничего страшного. Я вот не в восторге от своих бёдер. Важно пользоваться тем, что у тебя есть.
Шейла: Хм. Ладно, я хочу красные туфли.
Лелиана: О-о! Какое смелое решение! Это надо запомнить!

Лелиана: Шейла, а ты жалеешь о той жизни, которой когда-то жила? О столетиях потерянных воспоминаний?
Шейла: Оно жалеет о времени, проведённом в чреве матери?
Лелиана: Я?.. Ну… нет. То время я не помню.
Шейла: Всё точно так же. Я помню досюда, а что было прежде ныне совсем забыто.
Лелиана: И ты совсем-совсем ничего не помнишь? Ни крошечки?
Шейла: Есть… образы. Лица, для которых у меня нет имён. Места, где я, помнится, была, но не знаю, где они. Жалею ли я об этом? Оно ни с чем не связано. Мысли об этом лишь тревожат меня.
Лелиана: Значит, это как сны. Просыпаясь, не помнишь подробностей.
Шейла: Сны, значит, такие? Что ж, да. Пожалуй, очень похоже.
Лелиана: Как печально! Узнать, что твоя прошлая жизнь это забытый сон… Я так сочувствую.

Шейла: Почему бард так смотрит на меня?
Лелиана: Я хочу сочинить о тебе песню. «Статуя с золотым сердцем»… или что-то в этом роде.
Шейла: Оно думает, что моё сердце из золота? Оно из камня, никак иначе. Холодного камня.
Лелиана: Я имею в виду, что у тебя золотое сердце. Сдаётся мне, что это так.
Шейла: И это называется «золотое сердце»? Почему?
Лелиана: Э-э… потому что золото блестящее и драгоценное и… доброе сердце ценится так же высоко?
Шейла: Блестящее.
Лелиана: Это так говорится.
Шейла: Моё сердце не назовёшь блестящим. Я убиваю. Часто и не без удовольствия.
Лелиана: У тебя была и другая жизнь. В глубине, в самой сердцевине своей сущности, ты добрая. Я уверена.
Шейла: И всё же я никогда не проявляю этого качества. Ужасно смешно.
Лелиана: Шейла, ты не вся каменная. В глубине у тебя есть живое существо.
Шейла: Разве что я его съела.

Лелиана: Не могу понять, почему ты ненавидишь птиц.
Шейла: Потому, что мне приходилось терпеть, что они вечно орут, вечно садятся и, главное, что они всё время га…
Лелиана: Нет, это я понимаю. Но ведь он всего лишь… такие они есть!
Шейла: Верно. Гнусные твари с крыльями. Порождений тьмы нужно истребить как раз за то, что они такие, какие есть.
Лелиана: Но ведь птички это красивые милые создания! Они открывают клювики и поют!
Шейла: Бард слышит музыку. Я слышу вопли баньши, от которых вскипает кровь.
Лелиана: Но… а как же соловей? Или лебедь?
Шейла: Правда, это не голуби. Ну и что? Злые твари в небе.
Лелиана: (Вздох) Сдаюсь.

(Шейла узнала историю своего создания)

Лелиана: Я и не знала, что ты женщина.
Шейла: Потому я не она. Я голем.
Лелиана: Но ведь ты была когда-то женщиной. И гномом. Разве это… ничего для тебя не значит?
Шейла: Бард говорит о ком-то, кто жил и умер пять веков назад. Что у меня с нею общего?
Лелиана: У вас одна душа.
Шейла: Я не… оно говорит загадками. Пусть перестанет, не то снесу ему голову.

Лелиана и Логэйн

Логэйн: Значит, ты ферелденская девушка, но предпочла жить в Орлее?
Лелиана: Я не предпочитала жить в Орлее. Я приехала туда вместе с матерью. Я знаю, как вы относитесь к орлесианцам, но я не из них.
Логэйн: А может и из них. Ты там выросла. Ты думаешь, как они, ценишь то же, что и они. Я слышал твои разговоры с другими. Ты считаешь Ферелден примитивным, нецивилизованным.
Лелиана: Нет, неправда!
Логэйн: Ты покрасилась под ферелденку, а царапни тебя, откроется орлесианское нутро.

Лелиана: Тэйрн Логэйн, ты, наверно, много чего знаешь о короле Мэрике.
Логэйн: А? Ты что, ищешь новые толкования того, что рассказывают в Орлее?
Лелиана: Нет, нет! (Вздох) Ну, почему ты всегда и все сводишь к национальности? Разве обязательно все на свете должно упираться в политику? Думаешь, что в Орлее не восхищаются Мэриком? Ещё как восхищаются! Знаешь, ничего так не захватывает воображение, как судьба мятежного принца.
Логэйн: Даже если он восстает против тебя?
Лелиана: Это самое главное. Тем интереснее он становится. Романтичнее. А то, что он сражался против рыцарского войска с горсткой необученных крестьян? Это ж вообще высшая доблесть!
Логэйн: Лелиана, это противоречит всякому здравому смыслу.
Лелиана: Здравый смысл тут не указ. А легенды вообще никому не подчиняются. Скажи, а ты никогда не заслушивался небылицами только потому, что от них дух захватывает?
Логэйн: Хм-м.
Лелиана: Можешь хмыкать сколько угодно. Сам знаешь, что я права.